Покупка

[A.N.JELL89]

Название: Покупка
Автор: Kara
Бета:Word
Фэндом: Junjou Romantica
Пейринг:Акихико/Мисаки
Рейтинг:NC-17
Жанр: Романтика, Слэш (яой)
Размер: Мини
Саммари (описание):А что если вы пришли в магазин, а там никого не оказалось...
Предупреждения: Секс с несовершеннолетними

Магазин произвёл впечатление даже на видавшего виды Усаги-сана. Тёмный, сумрачный, в огнях интимных ночников и ламп для чтения, погружённый в мягкую уютную тишину, он был похож на музей мебели разной эпохи. Это было огромное помещение с очень высоким потолком. Массивные шкафы и тумбы, тяжёлые комоды и огромные кровати старинного вида делили это помещение на множество спален без стен и дверей. Мисаки прислонился к широкому дивану, слегка подавленный антикварной атмосферой мебельного салона.
— Ну, тебе что-нибудь нравится здесь, Мисаки? – Усаги-сан неслышно подошёл и встал совсем рядом с Мисаки.
Мальчика немного нервировало, что между ними было такое маленькое расстояние, но отодвигаться он не стал.
— Сенсей… — Мисаки всегда называл его так, когда злился. Он сделал паузу, пытаясь найти самые убедительные слова, затем со вздохом продолжил. – У меня есть футон, мне этого вполне доста…
— Я не позволю тебе спать на футоне, это не слишком полезно для твоего здоровья, — бесцеремонно перебил его Усаги, присматриваясь к красивому секретеру английской работы и прикидывая, доволен ли он старым столом или необходимо купить новый. – Если ты не выберешь себе кровать, то будешь спать вместе со мной.
Он произнёс это очень обыденно, и Мисаки слегка забеспокоился, понимая, что писатель не шутит.
— Но, сенсей…
— Прекрати. Просто выбери то, что тебе понравится.
Мисаки с очередным тяжёлым вздохом подчинился и принялся бродить в лабиринте кроватей, шкафов, кресел и прочей мебели. Он был очень смущён всем происходящим – несмотря на то, что Усаги сам предложил ему жить вместе с ним и даже с каким-то непонятным пылом настаивал на этом, он всё равно чувствовал себя неуютно. Мало того, что он будет жить у него нахлебником, выполняя в качестве аренды лёгкую работу, с которой справится любой, так ещё теперь они отправились покупать кровать в новую комнату мальчика. Причём Усаги настаивал, что все расходы будет оплачивать только он, а не братья Такахаси.
Был только один способ обхитрить Усаги – выбрать самую дешёвую кровать, но, сколько Мисаки ни кружил по магазину, он не мог найти цену, которая показалась бы ему разумной. К сожалению, этот магазин был очень дорогим, и качество его товара вполне соответствовало заоблачным ценам.
— Она тебе нравится? Хороший выбор, — одобрил Усаги, внезапно подходя к нему со спины и приобнимая за плечи.
Мисаки вздрогнул, но вырываться не стал, хотя понимал, что со стороны в таком положении они смотрятся странно и подозрительно. Он сам не заметил, как в задумчивости сначала замедлил свой шаг, а затем и вовсе замер на месте.
— Нет, мне не нравится… В смысле, она ничего, но я просто так остановился, — сдержанно объяснил Мисаки, с трудом поборов дрожь: от Усаги исходило какое-то поистине магическое тепло, которое согревало не только тело, но и сердце. Он хотел попросить его отодвинуться и одновременно хотел, чтобы Усаги отказал и остался рядом с ним, согревая этим теплом. Он не понимал, что с ним происходит, не знал, что делать – оттолкнуть Усаги или попросить никогда не уходить.
Они стояли перед старинной кроватью с тёмно-красным балдахином, такой огромной, что на ней могли свободно уместиться пять или шесть человек. За ореховое дерево редкой породы и сложную инкрустацию полагалось заплатить баснословные деньги, и Мисаки совсем не хотел, чтобы Усаги пришлось тратиться из-за того, что он завевался и остановился с интересующимся видом именно перед этой кроватью.
— Но было бы неплохо иметь такую, не так ли? – поинтересовался Усаги.
— Не знаю, сенсей… — уклончиво ответил Мисаки, всё ещё опасаясь, что Усаги из-за своей эксцентричности может её купить.
— В любом случае, мы просто обязаны её испробовать, как считаешь? – его руки обняли Мисаки ещё сильнее, прижимая к груди.
Мальчик охнул и покраснел – тепло стало сильнее, но оно не успокаивало, а странно волновало и будоражило, даже пугало. Сознавая, что теперь в объятии появился оттенок интимности, что что-то в них переходит установленные границы и это не особо хорошо, он вежливо, но настойчиво попытался освободиться.
— Испробовать? Что ты имеешь в виду?..
— О-о-о, я с большим удовольствием объясню тебе, Мисаки… — пропел Усаги ему на ухо и внезапно толкнул его на кровать.
Бархат мазнул пальцы своей мягкостью, лицо же уткнулось в пышность подушек, набитых гусиным пухом. Кровать рядом с Мисаки слегка прогнулась, затем сильные руки легко перевернули его на спину.
Это случилось так быстро и так неожиданно, что мальчик не успел сориентироваться и что-либо понять. Он растерянно уставился на красный полог, который через мгновение был загорожен отвратительно довольным лицом Усаги-сана.
— Что ты делаешь?! Усаги-сан!..
— Кровать хорошая, — будничным тоном прокомментировал Усаги, делая вид, что не слышит его. – Мягкая, крепкая, не скрипит, не шатается… Я всегда говорил, что английские мастера – самые лучшие.
— Ой, Усаги-сан!.. – раздражённо позвал Мисаки. – Зачем ты это сделал, а?! Что тебе ещё в голову взбрело, придурок?!..
— Ты слишком напряжён, Мисаки… — Усаги, наконец, посмотрел на Мисаки и слегка улыбнулся.
Он протянул к нему руку, но мальчик вздрогнул и вжался в кровать, будто надеясь просочиться сквозь неё. Это не слишком понравилось Усаги: он до сих пор не был уверен в том, что испытывает к нему этот мальчик – отвращение или всё-таки привязанность, которую можно назвать хотя бы влюблённостью? Нравится ли он только этому юному, неопытному телу, которое отзовётся на любую ласку, или и самому Мисаки тоже? Мальчишки в этом возрасте стараются казаться взрослыми, носят маску хладнокровия и сдержанности, но на самом деле большинство из них легкоуязвимые и хрупкие, как статуэтки из непрочного стекла. Мисаки был такой же, но хрупкий немного по-другому, и потому к нему нужен был совсем другой, рисковый подход – быстрый и решительный, чтобы раскрыть все его чувства и понять, какие из них настоящие. Чтобы в будущем Усаги не совершил непоправимой вещи. Если он ошибся и Мисаки не испытывает к нему ничего, кроме признательности ученика к учителю, уважения и дружелюбия, то он своими действиями причинит Мисаки боль, а сам – разрушится до основания.
— Очень напряжён… — повторил Усаги, не отрывая взгляда от мальчика. Тот быстро облизнул пересохшие губы и начал буравить его настороженным взглядом, действительно очень напряжённый и зажатый. – Я помогу тебе расслабиться…
Усаги легко оседлал бёдра мальчика и спокойно начал расстёгивать его клетчатую рубашку.
— Не стоит бояться, тебе понравится… Я обещаю…
Низкий, томный, тягучий, с хрипотцой, ласкающий голос Усаги-сана действовал на Мисаки гипнотизирующие. Он безропотно позволил Усаги расстегнуть все пуговицы до единой, прежде чем смог совладать с собой и частично разрушить чары писателя.
— Прекрати, мы в магазине!.. — возмущённо зашипел он, перехватывая руки Усаги.
— Я специально привёл нас сюда пораньше, — Усаги насмешливо хмыкнул, когда легко освободил свои запястья из пальцев мальчика. – И я, конечно же, обо всё позаботился… Отдел закрыт на час, все работники на обеде.
— Что?!! – взвыл Мисаки, бешено извиваясь под ним. – Идиот! Всё, дурак, слезь с меня! Отпусти! Как ты смог их уговорить на такое?!
— Дал им денег, — невозмутимо сознался Усаги.
Прежде чем Мисаки успел осмыслить его слова до конца и возмутиться, писатель завёл его руки за голову и надёжно прижал их к кровати.
— Э?..
Возглас удивления, тихий изумлённый вздох… Недоумение в зелёных глазах, которое быстро сменяется страхом, смущением, отвращением, смешанным, к радости Усаги, с непонятным напряжением и неуверенностью, как будто мальчик был… скажем так, был не совсем против, хотя этот взгляд явно противоречил его словам.
— Эй! Какого чёрта ты делаешь, а?!! Отпусти меня, педик! Извращенец! Грязный старик! – Мисаки сопротивлялся изо всех сил, поносил своего благодетеля самыми грязными словами, но он был слаб, а Усаги – слишком силён. Рука, надёжно удерживающая его запястья, даже не дрогнула.
Усаги не обратил никакого внимания на выкрики и оскорбления в свой адрес. Он был доволен перспективами, которые открылись перед его внутренним взором. Он спокойно смотрел вниз, на Мисаки, а тот с настороженным любопытством, мол, что же будет дальше, смотрел на него в ответ, перестав сопротивляться. Мальчик понял, что все его усилия напрасны, что сейчас он во власти этого извращенца и полностью зависит от него.
Некстати Мисаки вдруг вспомнил всё, что было меджу ними – их непристойная, запретная поза натолкнула его на эти воспоминания. Первая встреча – Усаги повис на Такахиро и решился бы поцеловать его, если бы Мисаки в этот момент не вернулся из школы. Мальчик никогда не забудет, как медленно менялся взгляд Усаги. Из равнодушного, оценивающего почти без любопытства, он стал слегка презрительным, насмешливым и отчуждённым. Мисаки тогда покраснел от унижения – Усаги сразу понял, чего стоит этот мальчик перед ним и все его жалкие, глупые, ничтожные мысли, пустые мечты и несмелые надежды. Кроме того, они вместе разделили тайну, которая навредила бы Такахиро, узнай он о ней. Усаги просто показалось забавным, что эту ситуацию с почти-поцелуем понял не кто иной, как младший брат объекта его безнадёжной любви.
Вторая встреча была болезненна своими тяжёлыми и унизительными последствиями. Мальчик обычно вспоминал её в душе – голый, возбуждённый, в полном одиночестве; никто не мог видеть, как он ласкает себя, вспоминая оскорбительный шепот и то сладкое унижение, что он пережил. Да, возможно, Мисаки был в чём-то не слишком гетеросексуальным и раньше, но теперь он вообще никак не реагировал, когда видел рекламу нижнего белья с ослепительно прекрасными полуголыми девушками. Почти каждый день после того, как он кончал, представляя этого писателя, Мисаки клялся себе, что это было случайностью, которую можно списать на переходный возраст и любопытство, и физиологию, и коварный сглаз. Но неизменно оставались в памяти опытные руки, которые без труда находили все его эрогенные зоны для того, чтобы сводящей с ума лаской унизить, оскорбить, проучить и заставить молчать.
А потом последовала катастрофа для них обоих. Это тоже было больно и непонятно, но больно по-другому, и непонимание было скорее страхом признаться себе, что робкая догадка на самом деле является правдой. Усаги его поцеловал; он украл его первый поцелуй, который Мисаки по всем правилам хорошего тона должен был разделить с такой же невинной девушкой, как он сам. И всё-таки Мисаки не чувствовал злости и разочарования – ни тогда, ни сейчас. Им нужно было успокоиться, смириться и жить дальше, но перед этим время можно было заморозить в поцелуе, в свете фонаря, под первым в этом году снегом. Мисаки стало легче, как и Усаги, но было немного грустно, что он нашёл смысл своей жизни и понял, что это – не конец, то есть ещё более важные истины, открытие которых переживается ещё труднее.
Вспоминая всё это, он лежал под Усаги и медленно краснел. Он был неподвижен из-за его рук и пристального взгляда; пожалуй, даже если бы его руки были свободны, он всё равно не смог бы пошевелиться.
Его воспоминания могли изменить любого другого человека, присниться любому другому парню… Но нет, они его, принадлежат ему и Усаги безраздельно. Мисаки теперь смущался не того, что писатель сидит на нём верхом, крепко держа его руки, а этих совместных воспоминаний, того, что между ними, такими разными людьми, нашлось сходство в виде откровенных моментов. Эта близость была интимная, преступная, привлекательная своей запретностью.
Их маленький грязный секрет.
Их огромная страшная мрачная тайна.
Клад, который они разделили пополам и теперь носят в своём сердце – тяжёлый, бесполезный, но опасный клад. Если о нём узнает весь мир, то он возмутится и пойдёт против них войной.
— О чём ты думаешь, Мисаки?.. – тихо и задумчиво спросил Усаги-сан, бездумным взглядом скользя по его телу. Мисаки сглотнул. Даже в школьной раздевалке он, как и все мальчишки, переодевался быстро, ни на кого не оглядываясь и стыдливо краснея. Сейчас же его грудь была наполовину обнажена, розовые соски отвердели от прохладного воздуха, и хоть он не был женщиной, он всё равно был смущен и жалел, что не может прикрыться. – О том, что я уже сделал с тобой и что ещё могу сделать, не так ли?..
Усаги не договорил – сообразив по мгновенно вспыхнувшим ушам Мисаки, что его догадка верна, он высокомерно улыбнулся и, к недоумению Мисаки, начал медленно склоняться к нему.
В последний момент Мисаки вообразил, что хочет сделать Усаги, и успел отвернуться, крепко зажмурившись от страха и стыда. Между ног было тепло, медленно становилось тесно, и он не мог допустить, чтобы Усаги заметил его эрекцию. Если Усаги правильно поймёт реакцию его тела, то у него появится право сделать с мальчиком всё что угодно, потому что горячее тепло в паху означало то, что Мисаки всё это нравится – беспомощность, применение силы, сам Усаги и то, что маленькие пошлые шуточки и домогательства могут перейти во что-то более интимное.
— Не трогай меня, извращенец… — жалко пробормотал Мисаки, не открывая глаз. Это как в детстве с воображаемыми монстрами – если закроешь глаза, то они исчезнут. Если сейчас он поступит так же, то Усаги не поцелует его. Может быть…
Но писатель свободной рукой начал мягко ласкать его волосы, заставляя против воли расслабиться от нежной, едва уловимой ласки.
— Мисаки… — сказал Усаги и слегка прикусил язык, сдерживая остальные слова. Но эту недосказанность трудно было не заметить. Даже Мисаки вздрогнул, ничего не понимая, но инстинктивно чувствуя, что слова, которые Усаги оставил при себе, были очень важными и понравились бы ему.
Но Усаги не мог ему признаться, потому что он до сих пор не признался себе самому. Он хотел любви с Мисаки, стеснительным и скромным мальчиком, чтобы его искренность и доброта пролились бальзамом на раны его души, нанесённые наивной слепотой Такахиро. Он не хотел, чтобы его вновь отвергали – это так больно, даже он не справится с этим. Чем он заслужил подобную нелюбовь сразу двух братьев?
Усаги изучил лихорадочным взглядом слегка подрагивающие ресницы мальчика, его плотно сжатые губы и понял, что запугал Мисаки, заставив погрузиться в самую бездну чувств, которые пока были для него страшными и непонятными. Но желание показать мальчику ещё большие удовольствия было слишком велико, особенно когда он отвлёкся от своих мыслей и сообразил окончательно, что Мисаки надёжно лежит под ним, никуда не убежит и, может быть, даже в чём-то пойдёт ему навстречу.
Решившись, он осторожно положил руку на его лицо, прижавшись ладонью к гладкой щеке, затем заставил повернуться к нему. Он легко коснулся губами его тёплых губ, мягко, но настойчиво скользнул языком в податливый горячий рот. До этого он целовал его всего лишь раз в жизни, и это было сладко и горько одновременно – из-за естественной сладости мальчика и его горячих слёз. И пусть он никогда не любил ничего сладкого – ни сахара, ни конфет, он подумал, что для этого рта он охотно готов сделать исключение.
Без насмешки, а даже с каким-то волнующим восторгом Усаги подмечал, что мальчик совсем не умеет целоваться и не знает, что надо делать. Мисаки инстинктивно повторял его движения, неумело, но старательно, с искренним желаниям доставить ответное удовольствие, отблагодарить за то, что он сам наслаждается мягкими, становящимися всё более страстными движениями языка, за эту влажность, за тепло и жар, за то, что всё тело наполнятся неземным блаженством. Но истома ненадолго сделала его таким податливым – в одно из мгновений он сообразил, что целуется с Усаги, мужчиной, который старше его на много лет, который был его репетитором и тайным воздыхателем его старшего брата.
— Прекрати!.. – он внезапно оборвал поцелуй и силой попытался оттолкнуть его от себя, но Усаги не двинулся с места. – Мы не можем…
— Что такое?.. – Усаги облизнул губы и навис над мальчиком, распалённый и нетерпеливый. – Почему?.. Тебе всё это нравится, просто ты не уверен в себе… Расслабься и получай удовольствие…
— Усаги-сан!.. – воскликнул Мисаки, но Усаги его уже не слушал.
Он помнил – застать врасплох. Атаковать внезапно, чтобы мальчик показал всю правдивость своих чувств. Между ними что-то есть, и Усаги хочет это доказать – себе в первую очередь.
Не обращая внимания на робкие деликатные попытки Мисаки спихнуть его с себя, Усаги смог расстегнуть джинсы мальчика и стащить их до колен. Он знал, что это вовсе не будет насилием – если бы Мисаки был против по-настоящему, то уже давным-давно дал бы понять это с помощью хорошего удара в челюсть. Поэтому Усаги нисколько не смущался того, что сейчас мальчик неуверенно пытался оттолкнуть его от себя.
— Мы не будем заходить далеко, — успокаивающе сказал Усаги, мягко проведя рукой по груди Мисаки, слегка задев соски. Он улыбнулся, когда мальчик под ним вздрогнул всем телом от случайной ласки. – Ты ещё слишком маленький для этого…
Мисаки замер, услышав эти слова, затем, раздражённо сузив глаза, сказал:
— Я не маленький, понятно, сенсей? Я уже почти совершеннолетний.
Он сам удивился, когда услышал свой голос – на редкость твёрдый, уверенный, взрослый. Но он не успел этому порадоваться, так как понял, что то, что он сейчас сказал, грозит ему большими неприятностями.
— Хо-о-о?.. – слегка удивлённо и в то же время торжествующе протянул Усаги, отстраняясь от него. – Даже так?.. Ну, ты сам это сказал, Мисаки…
Мальчик, растеряв всю браваду, со страхом и нерешительностью уставился на Усаги, понимая, что если сейчас он заберёт свои слова назад, то проиграет.
— Так веди себя, как взрослый, — Усаги теперь был очень серьёзным и на этот раз готовым отступить, если Мисаки скажет «нет». Они оба понимали, что это уже не невинная игра, а довольно опасное намерение. – Скажи мне… Ты позволишь мне сделать это?..
«Сделать это» — за одну секунду в голове Мисаки пронеслись сотни самых порочных и грязных фантазий, варианты того, что Усаги может сделать с ним. И он едва не кончил сразу же от одного только расшалившегося воображения; всё происходящее было настолько нереальным, кошмарным и притягательным, что он не мог отказаться. Ему важно было то, что это был Усаги – на нём верхом, крепко держащий его руки, заключивший в ловушку, предлагающий сделать нечто бесстыдное. И единственное, что он мог ответить, было, конечно же:
— Дааа…
Сладко выдохнул и, не выдержав, выгнулся навстречу писателю и потёрся своим пахом о его бедро.
Писатель изумлённо распахнул глаза, но тут же взял себя в руки и изогнул губы в усмешке победителя. Он чувствовал себя дьяволом или инкубом, а Мисаки ему казался невинным, но уже совращённым ангелом. Весь мир по-прежнему против них, но они собираются сделать это по обоюдному желанию – и тогда плевать на этот мир.
— Тогда просто расслабься… — еле слышно прошептал Усаги и с готовностью воспользовался разрешением Мисаки.
Он полностью снял с него джинсы и отбросил в сторону. Его приятно прохладные руки нетерпеливо гладили тело мальчика, уделяя внимание каждому чувствительному местечку. Мисаки был гораздо меньше его – плечи и бёдра узкие, талия тонкая, живот – впалый. Худая, немного нескладная, негармоничная фигура, но, чёрт возьми, такая притягательная… Он про себя думал, посмотрел ли он в сторону мальчика при других обстоятельствах, если бы они были незнакомцами и их интересы не пересекались, и искренне благодарил бога за то, что всё вышло так прекрасно, и он знает Мисаки; он возносил ему хвалы за то, что они встретились, и впервые чувствовал себя по-настоящему счастливым.
Его руки продолжали изучать Мисаки, который дрожал и глушил свои стоны, но теперь одних рук было недостаточно. Усаги склонился над ним так, как умирающий от жажды припадает к ледяному роднику посреди пустыни; поцелуй был запечатлён на тонких хрупких ключицах, ещё два – рядом с сосками, и возле пупка, и на выступающей косточке бедра…
— А?.. – чем выше любовь, тем ниже поцелуи, как говорится, но Мисаки вдруг ещё сильнее занервничал, запахнул рубашку и, вцепившись в полу, машинально попытался натянуть её на голые ноги. – Нет, не так рано… А-ах…
Усаги устроился между его ног и неспешно поцеловал гладкую кожу возле колена, очень нежно и едва ощутимо. Мисаки снова растворился в удовольствии и, превратившись в желе, не стал сопротивляться, когда Усаги с довольной улыбкой закинул его тонкие ноги себе на плечи. Затем писатель продолжил вдумчиво, с видимым наслаждением покрывать страстными поцелуями внутреннюю сторону бедра мальчика, медленно, но неумолимо приближаясь к паху.
— А… Усаги?.. Прекрати…
Мисаки был нечестным. Ему вовсе не хотелось, чтобы Усаги останавливался, поэтому его сопротивление было совсем вялым – тихое бормотание и робкая попытка убрать ноги с плеч Усаги. Но писатель скользнул холодными ладонями к бёдрам мальчика и с силой сжал их, не позволяя двигаться. Его поцелуи не прекращались – нежные и страстные, жёсткие и болезненные; он вылизывал нежную кожу и иногда резко кусал её, оставляя засосы, и мальчик тяжело дышал, сдерживал стоны и непрестанно ёрзал на кровати, хотя это никак не могло помочь справиться с сильным возбуждением.
— Ты уже такой твёрдый здесь, Мисаки… — Усаги сладострастно улыбнулся и мягко поцеловал напряжённый член мальчика через ткань боксёров. Мисаки всхлипнул и запрокинул голову, не зная, кого молить, чтобы ласка стала сильнее и жёстче.
— У-саги… За-зачем ты это делаешь?.. — Мисаки запрокинул голову, бездумным взглядом уставившись в красный полог.
— Ты сам знаешь.
Мальчик был возбуждён и разгорячён, но, несмотря на всё это, он отчётливо побледнел. При первой встрече Усаги сказал, как сильно они не похожи с Такахиро… Значит, он не может быть заменой брату. Значит ли это, что…
— Я люблю тебя… Я понял это… Поэтому я тогда поцеловал тебя.
Голос Усаги был твёрдым и уверенным, и если этой твёрдости было кому-то мало, то достаточно было вспомнить, что Усаги никогда не лгал. Его слова, он сам… Для Мисаки не было ничего важнее в жизни, и он понял, что значит тот неровный ритм сердца, сопровождающий каждое появление Усаги. Он понял, почему он краснел, почему не мог злиться и ненавидеть писателя.
Мальчик смог лишь с трудом прошептать его имя, откинуться назад и закрыть глаза, чтобы не видеть, как Усаги склоняется между его ног. Писатель медленно, наслаждаясь каждым сантиметром открывающейся кожи, такой нежной и тонкой в области паха, снял с него боксёры. Затем Мисаки почувствовал, как головки члена коснулось что-то горячее, мокрое, нежное – это был язык Усаги, которым он лениво обвёл головку члена и облизал ствол. Затем целиком взял в рот, сразу до основания, и Мисаки не выдержал и почти закричал от наслаждения – таких ощущений, о чёрт, о б-же великий… Никогда в своей жизни… Не испытывал ничего подобного… Так горячо, совсем не то, когда он ласкает себя руками, скорее пытаясь снять напряжение, чем испытать серьезное удовольствие… Совсем не так – то, что делал с ним Усаги, было прекрасным, совершенным, и Мисаки чувствовал, как от избытка эмоций по его лицу текут слёзы. Писатель медленно начал двигать головой, сводя с ума ловкими движениями языка. Мальчик хрипло застонал, со стыдом чувствуя, что не сможет выдержать долго, что достаточно ещё чуть-чуть, чтобы он кончил, то есть грандиозно опозорился перед высокомерным писателем.
— Н-неет, хватит, Усаги… я уже… — Мисаки не знал, вслух он это говорил или только подумал – все органы чувств сосредоточились на невыносимом возбуждении. Но Усаги его услышал и послушно остановился.
— Ты уже готов кончить, Мисаки? Но ведь я едва начал… Тебе так сильно нравится, когда я ласкаю ртом твой чл…
Мисаки не дал договорить этому извращенцу – он мигом взвился и сумел прижать ладонь к его рту.
— Н-не говори этого, идиот!..
Усаги смерил его взглядом и, к его удивлению, высунул язык и провёл им по его пальцам.
— Что ты делаешь?! – всё тело мальчика сотрясла сладкая дрожь.
Мужчина спокойно взял его руку в свою, слегка отвёл от лица и начал медленно облизывать – так кот слизывает разлитую сметану. Мисаки забыл, что надо дышать, сопротивляться, орать на Усаги, обзывать его дураком. Он забыл обо всём и жадно смотрел, как Усаги, жмурясь от удовольствия, сосёт его пальцы так же, как совсем недавно сосал его член.
— Теперь не бойся, всё нормально, — сказал Усаги и напоследок легонько укусил его за кончик мизинца. Мисаки подумал, глупо же он, верно, смотрелся со стороны – уставившись на писателя широко распахнутыми глазами, с приоткрытым от шока ртом.
Затем Усаги сделал что-то невероятное – он направил скользкие от слюны пальцы Мисаки между его широко расставленных ног.
— Хочу, чтобы мы сделали это вместе…
— Не надо… — испуганно прошептал Мисаки. Такого стыда он ещё никогда не испытывал, а ведь в его жизни было множество смущающих эпизодов, как и у любого человека.
Усаги внезапно направил в него свой палец – почти сухой, и Мисаки вскрикнул от боли.
— Расслабься, не бойся… — тихо и спокойно уговаривал Усаги, продолжая медленно двигать в нём пальцем. Сначала было очень больно и неприятно, но потом он вдруг что-то задел в нём, и Мисаки застонал – это безумно приятно, аж круги цветные перед глазами…
Мужчина вытащил из него палец, и Мисаки недовольно всхлипнул. Ему ещё раз хотелось почувствовать то пронзительно ощущение, как будто удовольствие течёт в жилах вместо крови, и это такое блаженство… Но просить Усаги об этом было слишком унизительно, он мог и сам всё сделать. Поэтому он подчинился, когда писатель мягко направил палец мальчика к уже немного растянутому анусу, и без колебания вошёл в себя на одну фалангу.
— Аах!.. – Мисаки снова задрожал, продолжая медленно засовывать в себя палец. Он ещё не дотронулся до простаты, но почему-то это слабое трение было очень приятным. Всё, что происходило сейчас, было диким и невероятно возбуждало.
— Этого мало, — Усаги ухмыльнулся и очень осторожно ввёл в Мисаки свой палец.
Мальчик стонал и метался, не помня себя. В таком иступленном состоянии он не смог бы ответить правильно, если бы у него спросили, сколько будет два плюс два. В нём одновременно двигались два пальца – его собственный и Усаги, слаженно, гармонично, будто они идеально подходили друг другу…
— Усаги-сан, я б-больше не выдержу… — вот теперь мальчик был готов умолять, наплевав на гордость. – Пожалуйста…
Усаги остановился на мгновение, как и мальчик, не веря в то, что происходит. Мисаки, который ещё буквально десять минут назад зажимался, и кричал на него, и пытался оттолкнуть, теперь делает то, что он хочет, и просит, буквально умоляет писателя трахнуть его. Он хорошо знал Мисаки – даже если его возбудить до крайности, он всё равно не позволит этому зайти далеко в том случае, если на самом деле не хочет. Если бы он действительно не хотел, то не позволил бы Усаги даже прикоснуться к себе… И самое надежное доказательство – то, что он просит, чтобы Усаги взял его… Да, всё-таки это просто невероятно… Сказочный сон…
Ему пришлось приложить много усилий, чтобы сохранить спокойствие и не наброситься на мальчика прямо сейчас. Нет, это первый раз Мисаки, и он должен сделать всё, чтобы ему было как можно менее больно. Он должен доставить ему ни с чем несравнимое наслаждение, такое, чтобы мальчик хотел и просил ещё, молил не останавливаться…
Он достал из кармана своих брюк небольшой тюбик со смазкой. Отвинтив крышку и небрежно отбросив её в сторону, он выдавил на ладонь чуть ли не всё содержимое. Не терпелось как можно скорее оказаться внутри этого горячего, молодого, девственного тела…
— Что это?.. – дрожащим голосом спросил Мисаки, когда Усаги осторожно начал вводить в Мисаки палец, густо покрытый смазкой. До этого он не растягивал его, а скорее хотел показать, какое удовольствие можно получить от анального секса. – Х-холодное…
— Лубрикант, — Усаги был отвратительно доволен своей предусмотрительностью.
— А? Чт… Ааах!.. Ммм…
Писатель хмыкнул – Мисаки удивительно чутко отзывался на каждое прикосновение.
— Лубрикант – это смазка… Не волнуйся, Мисаки, я был твоим учителем по английскому, а теперь буду учителем в сексе… — Усаги улыбнулся и, наклонившись, быстро поцеловал Мисаки в губы.
— Перестань, извращенец!.. – Мисаки возмущённо вытер губы и снова выгнулся и вскрикнул, когда Усаги добавил сразу ещё два пальца. – Т-ты что, всегда с собой смазку таскаешь?..
— Нет, я купил её специально для тебя, — мужчине откровенно нравилось дразнить Мисаки этой правдой.
Но пора было закончить прелюдию – им обоим не терпелось перейти к главному. Усаги осторожно ввёл свой обильно покрытый смазкой член между ягодиц Мисаки и, слегка надавив, начал осторожно проникать в анус. Мальчик вздрогнул и застонал от боли; было ощущение, что его разрывает пополам, и это чувство напугало его до холодного пота. Ему показалось, что орган Усаги слишком большой для него, что он порвёт его и ничего не получится…
— Н-нет, У-усаги-сан, остановись… Больно, не надо!..
Усаги было невыносимо слышать это – Мисаки почти плакал от боли и сильно зажимался, поэтому было неудивительно, что мальчик не испытывает приятных ощущений. Но он знал, как это исправить – Мисаки нужно было лишь немного подождать и привыкнуть к вторжению.
— Глубоко дыши, Мисаки… — он медленно входил в невероятно узкое, тесное, горячее отверстие мальчика, и от того, что мышцы конвульсивно сжимались и с трудом пропускали его член, он едва не терял контроль над своим телом. Он с силой толкнулся в задний проход мальчика и одним движением оказался внутри него по самое основание.
— Усагиии!.. Больнооо!..
— Не зажимайся, Мисаки… — дыхание Усаги было сбившимся, чёлка немного потемнела от пота – и это всё, что говорило о его волнении.
Мальчик не понимал, что имеет в виду Усаги под этими словами; ему всё ещё было больно, и он отчаянно хотел исправить это, поэтому послушно сделал глубокий вдох, которой помог ему самую чуточку расслабиться.
— Всё в порядке, Мисаки… Сейчас станет лучше, гораздо лучше… — прошептал мужчина, уже не волнуясь о том, слышит его Мисаки или нет.
Сначала движения были медленными и сдержанными. Мисаки морщился от каждого толчка – ему было больно и неприятно, однако его возбуждение стало ещё сильнее от одной мысли о том, что член Усаги, такой большой и горячий, находится в его заднице. Внезапно Усаги снова вошёл в него уже под другим углом, и Мисаки весь вытянулся от экстаза, который наполнил всё его существо.
— Усаги… Ещё…
Для более связного предложения просто не хватило сил, но Усаги прекрасно его понял. Теперь каждый толчок кроме боли, которая отошла на второй план и от которой Мисаки даже начал получать извращенное удовольствие, приносил и неземное блаженство, и мальчик, забыв о смущении, стонал в полный голос. Вцепившись в сильные напряженные плечи Усаги, который быстро и резко в нём двигался, он сдавленно и бессвязно шептал его имя и просил не останавливаться.
Кровать скрипела от их мощных толчков, простыни, одеяла и подушки давно сбились и лежали кое-как в беспорядке. Мисаки, почти умирая от эпикурейского блаженства, судорожно цеплялся то за рубашку Усаги, который иногда шептал ему нежности и непристойные слова, то за простыни, но это было бессмысленно и не могло остановить время – продлить миг экстаза перед тем, как они кончили в один и тот же момент.
Тонкая рубашка намокла от пота и неприятно липла к спине, и теперь, придя в себя после почти часа забвения восхитительным сексом, Мисаки вдруг тоскливо подумал, как же он пойдёт домой в таком виде. Ему казалось, что теперь любой, бросив на него только взгляд, поймёт, что он занимался сексом, притом с мужчиной. Он что, теперь гей, да? Ну и ладно.
— Ты в порядке? – Усаги уже привёл себя порядок и выглядел, как всегда, собранным и красивым. – Ничего не болит?
Голос у него вовсе не был издевательским, поэтому Мисаки смог честно ответить:
— Да… Немного…
Всё тело ломило, но это была скорее приятная усталость, наполнявшая его необъяснимой сладостью, как тесто заварным кремом. А вот в районе бёдер ощущения заметно становились хуже – растянутый анус сильно саднил, а каждое движение заставляло мальчика морщиться от боли. Внутри него было мокро и горячо – его полностью наполняла сперма Усаги, и он, краснея, старался не думать о том, как будет одеваться.
— Усаги-сан… — Мисаки слегка потянул мужчину за рукав пиджака. – А эта… смазка… Когда ты… Когда ты купил её?
Писатель мерзко улыбнулся.
— Сегодня утром, когда заходил в магазин.
— Что?! Подожди!.. Значит ли это, что ты всё спланировал?! – Мисаки не мог поверить своим ушам.
— И всё сработало идеально… — Усаги довольно улыбнулся и достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. – Но это был не просто секс, Мисаки…
— А?..
Мисаки с непонятной тоской в груди смотрел, как Усаги прикуривает от огонька зажигалки и, глубоко затянувшись, выпускает светлый дым через изящные ноздри.
— Я уже сказал, Мисаки… — Усаги не смотрел на него, но улыбался. – Я люблю тебя.
Сердце сжалось в тисках, и Мисаки был готов расплакаться от переполнявших его чувств – светлых, непонятных, пугающих его, но всё-таки такие желанных… Он тайком вытер слезу, скатившуюся по щеке, и тихо спросил слегка дрожавшим голосом:
— Что мне ответить?..
Усаги не обиделся и не расстроился, когда услышал этот неуверенный вопрос. Он жил надеждой и любовью, и знал, что рано или поздно мальчик ответит ему взаимностью. Нужно просто подождать.
— Сейчас – ничего. Ты скажешь мне, что чувствуешь, после того как разберёшься в себе, — Усаги протянул руку и от души взъерошил его густые каштановые волосы. – Всё равно ты скажешь, что тоже любишь меня.
— Не дождёшься!!!
Лёгкий дымок от сигареты и тихий смех Усаги в ответ на его возмущение заставили его замереть от осознания мимолётности своего счастья. Он не мог помыслить о том, что Усаги захочет быть с ним – кто он такой, Такахаси Мисаки? Всего лишь не самый умный, не самый красивый, не самый лучший хоть в чём-нибудь среднестатистический японец. А Усаги… Мальчик ещё раз посмотрел на него осторожно. Усаги продолжал курить и о чём-то думал, видимо, мечтал – это заметно по мягкости и доброте его полуулыбки. Мисаки вздохнул, понимая, что ему отчаянно нужна любая близость Усаги – даже такая извращённая. Он снова вспоминал то, что случилось между ними, но не мог уловить того момента, в который начал зависеть от Усаги.
— Я помогу тебе одеться, — игриво сказал писатель, небрежно бросая окурок на пол. Он не чувствовал никакого смущения, потому что ему было достаточно застегнуть все пуговицы на пиджаке, чтобы скрыть пятна спермы Мисаки на своей рубашке.
— Я и сам смогу… — вяло за сопротивлялся Мисаки, представляя, во что может это перейти.
— Да ну?
Не слушая его возражения, Усаги помог ему сесть на кровати и сейчас аккуратно надевал на него боксёры.
— Усаги-сан… — пыл страсти пошёл, оставив телу и приятные, и болезненные ощущения, но на место ему вернулся стыд. Мисаки не хотел, чтобы Усаги видел его голым, и потому сжал колени и попытался робко убрать руки писателя и самостоятельно одеться.
— Ты стесняешься меня после всего, что мы сделали? – Усаги мягко рассмеялся и покачал голой. – Позволь мне помочь тебе, Мисаки… Приподнимись слегка.
Краснея и слегка дрожа, мальчик с помощью Усаги безболезненно, к его удивлению, встал на ноги возле кровати. Но тут же едва не задохнулся от унижения – из-за того, что он принял вертикальное положение, по внутренней стороне его бёдер из саднящего ануса потекла сперма Усаги-сана.
— Мисаки… — писатель не отрывал странного взгляда от этого зрелища. – Ты выглядишь так сексуально… Я хочу тебя снова.
— Заткнись, дурак!.. – мечтая задушить его, прошипел мальчик, не поднимая на него глаз. – Просто помоги мне одеться и доведи меня до машины!..
— Как скажешь, — Усаги подмигнул ему и неожиданно опустился перед ним на колени.
Он всё-таки помог ему одеться. Терпел, пока Мисаки, морщась и опираясь на его плечи, приподнимал то одну, то другую ногу, чтобы продеть их в штанины – боксёры Мисаки решил запихнуть в карман, ему уже было плевать на всё и вся. Он слишком устал для того, чтобы заботиться о своей репутации. Но Усаги всё-таки позволил себе пошлость – перед тем, как полностью надеть на него джинсы, он не выдержал и провёл языком по коже мальчика, слизывая свою собственную сперму. А после втянул в длинный поцелуй, в котором Мисаки буквально познал вкус секса.
Они покинули магазин, забыв о том, что пришли сюда для покупки кровати.
Ну и что? Какая, к чёрту, кровать?..
Они есть друг у друга, пусть пока ещё не вполне уверены в этом.
Все обязательно будет хорошо.

@темы: "фанфики